Вербовский Вадим Владимирович

«Образ врага», возможно один из самых древних и ярко выраженных архетипов, которые достались человечеству от животного мира, а возможно и от всего живого органического мира. По мнению большинства ученых образ врага, является производным от инстинкта самосохранения.

Кроме иного, дихотомия: «свой – чужой», считается базовой для человеческого сознания, фундаментальной для развития семьи, рода, этноса, национальной культуры и цивилизации, в целом. Эта дихотомия лежит в основе формирования национальной и социальной идентичности (А. Майков).

Кроме этого, представление о своем и чужом меняется в зависимости от ценностей, которые защищает данная группа, от эпохи и культурной традиции. Необходимо отметить, что исследования рассматриваемой дихотомии имеет богатую научную традицию как в отечественной науке, так и за рубежом.

Для первобытного мифологического сознания принадлежность к "своим" предполагает положительную эмоциональную и оценочную окраску любого события или явления. По отношению к чужому допустимы двойные стандарты, во взаимоотношениях с чужим действуют иные нормы (К. Леви-Стросс).

Индивидуальность и личная свобода усложняет дихотомию, нивелирует полярность. В этой тенденции, свои и чужие сближаются по целому ряду признаков и их границы размываются.

Представления о своем и чужом образуют целостную систему, в которой все элементы взаимосвязаны.

По мнению Н.Бехтерева, инстинкты свойственны не только индивидуальным существам, но и обществам в целом. Несмотря на существование воли отдельного индивида, по мнению ряда ученых (К. Юнг, Г. Лебон, Г.Тард, З. Фрейд, Э. Канетти и др.), подчинённость человека массовому мышлению и массовому поведению, очевидна.

Животные страхи, в том числе гибели или угрозы, в разы генерируются в толпе, превращаясь в феномены, по своей психической энергии, превосходящие индивидуальные психологические процессы отдельного индивида, если бы он переживал это в отдельности.

Образ врага, возникает, по мнению Б. Поршнева, как некая особенность бинарности человеческого мышления. В основе которого лежит дихотомия: «мы-они». На основе анализа первобытного мышления, Борис Поршнев приходит к выводу, что дихотомия: «свои-чужие» возникает в ранних человеческих родо-племенных общностях, объединённых идеей выживания. Поэтому все, что содействовало процессу выживания, являлось определяющим и ценным. Так возникли первые общественные ценности, они носили материальный и духовный характер.

Материальный, - это орудия труда, оружие, посуда и жилище, территория проживания (лес, степь, пустыня, горы, река, озеро, побережье океана), а духовное- практики взаимодействия между человеком и окружающим миром, знания о мире, о том как охотиться, рыбачить или заниматься собирательством.

Вот это разрозненное количество особей, которых можем назвать некими «я», «ты», «он», «она» и т. д., благодаря цели - сохранить ценности, без которых невозможно выживание, в конечном итоге привело к формированию культуры. Культуры, как некоего материально-духовного феномена, который, противопоставлялся дикой враждебной природе, всему тому, что может поставить под угрозу существования рода, племени, народа или государства.

Поэтому индивидуальное, личное отходило на второй план, вопреки индивидуальному инстинкту самосохранения и возникновению социального феномена «мы».

В котором, «я», «ты», «он», «она» намного ближе друг другу, нежели некие «они». Исходя из такой логики, мы живем вместе, занимаемся охотой, у нас общий бог леса, мы едим мясо животных, пьём их кровь, и живем в землянке, а там за лесом есть озеро, и там живут люди, которые едят рыбу, дома у них на воде, одеваются в чешую рыб, а мы в шкуры животных и поклоняются они странному богу озера. Понятное дело, что «они» не такие, как «мы» - непонятные, странные, смешные, чудные (от этого и пошёл этноним «чудь»). Пока они нас не трогают, они нас удивляют, смешат, забавляют, мы можем с ними торговать, обмениваться чем то, даже чему-то учиться, и возникает феномен: «они-другие», «они-непохожие», «мы-чужие».

Пока «они» не угрожают «нам», - не нападают на «наши» селения, не охотятся в нашем лесу, не насилуют наших женщин и не оскверняют «наших» богов, не навязывают «нам» своего образа жизни. До тех пор, «они» для нас «чужие». Но только, происходит пересечение красных линий, и одна общность начинает угрожать существованием другой, возникает у «меня», «тебя», «его» четкое понимание, что они это зло, которое нужно уничтожить. Или оно уничтожит вас. Так возникает социальный феномен войны.

По мнению Б. Ф. Поршнева, первые войны, с которыми столкнулась наша цивилизация - это война неандертальцев и кроманьонцев. В этой борьбе, по мнению ученого, проявилась сила ценностей кроманьонцев, их способность оберегать детей и стариков. Забота о стариках, позволила обеспечить непрерывность передачи знаний и преемственности поколений. А забота о потомстве давала перспективы и будущее этой человеческой расе.

Как ни странно первые войны между кроманьонцами и неандертальцами происходили из-за женщин. Несмотря на то, что неандертальцы были физически сильными и превосходили во всех антропометрических показателях кроманьонцев, они существенно начали уступать технологически, и числено кроманьонцам.

В свою очередь, это позволило физически уничтожить кроманьонцев, а часть из них ассимилировать. Психологическая, а возможно психофизиологическая природа образа врага, проявилась в полной мере в психологии другого. Его эволюции от «другого» не такого как «мы» и «другого» угрожающего нашему существованию «врага».

Образа врага, связан с тесной коммуникацией в группе, и взаимосвязан с таким феноменом, как массовидность сознания. Чем выше коммуникация в группе, тем отчетливо возникают феномены массового сознания, безусловно, к которым относиться и феномен образа врага. Если родовое и племенное существование обеспечивало общность небольшим группам людей, объединённым небольшой территорией и вовлечённых в непосредственную хозяйственную и бытовую деятельность, то с усложнением коммуникаций, растёт и масштаб вовлечённости людей в некое «мы». Возникновение письменности, религии и первых городов-полисов, позволило в древности, создать общности по сословному и религиозному принципу. Деспотии востока характерно демонстрируют религиозно обусловленную бинарность между добром и злом, жизнью и смертью, Осирисом и Седом, поданными фараона и детьми пустыни и т. д.

Мир, как у Платона, становиться разделён на мир - космоса, упорядоченный и безопасный в рамках городских стен, и мир хаоса, где человека предостерегают ужасы, и угрозы быть убитым диким зверем, климатом, бандитом или врагом.

В обобщенном виде мы это находим у древнеримского мыслителя Тацита, в его Германике, где он описывает дихотомию «цивилизация-варварство». Где цивилизованный человек( civic с лат. - городской), житель Рима, противопоставляется варварам (барбар-называли германские племена, которые говорили на непонятном римлянам языке и поэтому для них язык звучал, как бормотание «бар-бар». -В.В.). Варвары не такие; варвары живут в лесах в небольших поселениях, образ жизни - кардинально отличается, уровень технологии и социальной жизни - достаточно примитивный. И Тацит делает вывод, что варвары, из-за того что дикие и воинственные, несут в себе другие ценности и образ жизни, являются военной и не только, угрозой для Рима. Так же, как и Карфаген должны быть покорены и уничтожены или превращены в цивилизованных, как римляне граждан Римской империи.

Средневековье даёт ещё более, религиозный и мистический характер образа врага. Священные войны, борьба добра и зла, христиане - язычники, защитники гроба Господня и неверные. Похожих дихотомий можно найти бесчисленное количество. И при этом, Демонстрируется пример колоссального эсхатологического характера - борьбы сил добра и зла. Приобретают этический и сословный характер. Вассалитет и религия, даёт почву для формирования и поддержания образа врага в европейской средневековой цивилизации.

Дальнейшее укоренение образа врага в массовой культуре, без сомнения связано с развитием печатного дела и средств массовой информации.

Тиражирование знаний, образов, отношений к ним, дают почву для активного управления элитами настроений и образов массового сознания, возникающего в обществе.

Региональные войны в Европе 16-19 вв., демонстрируют активное использование массовидности сознания в войнах тех лет, где образ врага являлся системообразующим в мобилизации общественного мнения и милитаризации сознания. Информационные сообщения, авторские статьи, сообщения путешественников и даже карикатуры и анекдоты, все было направлено на демонизацию и обесчеловечивание врага.

Наиболее объёмно образ врага в массовом сознании и пропаганде проявил себя в период Первой и Второй мировых войн. Заложив основы современной пропаганды противоборствующие страны приложили немало усилий по созданию теории и практики пропаганды.

Холодная война между двумя противоборствующими блоками демонстрирует дальнейшее усложнение пропагандистских методов мобилизации общества и формирования в его сознании мнимых и явных угроз.

Технологическое развитие СМИ, все большая массовость их, появление радио и телевидения, широкая распространенность технических средств получения теле и радиосигнала, дала новый и колоссальный толчок в развитии пропаганды, в целом, и феномена массовой культуры, в частности.

Политическая Журналистика приобрела партийный, зачастую блоковый характер. Риторика, язык и идеологические установки были маркёрами, которые безошибочно проявляли сторону противостояния. Возникло понятие советской и западной пропаганды. Это было два мира, две разные школы формирования образа врага, обесчеловечивание. Если Советский Союз и его союзники делали упор на социальный, классовый характер врага Мировой империализм, крупную буржуазию и связанную с ней военщину, то США и его сателлиты, демонизировали Советы прежде всего с религиозной точки зрения, включая религиозную риторику. Империя зла, безбожники, красная чума, советы и т.д.

Капитуляция Советского Союза в Холодной войне, превратило США в единственную сверхдержаву и последней империей (Ф.Фукуяма), которая активно начала заниматься поиском нового врага.

Поиски «оси-зла» (Иран, Южная Корея, Ирак, Куба и Ливия), которые имеют значительный суверенитет и неприемлет ценностей и традиций Запада, в целом, и США, в частности. Такая идеологема, стала оправданием ряда военных компаний на Ближнем Востоке (Кувейт(1991) и Ирак (2003), экономической блокады острова Куба (1992, Cuban Democracy Act) и затяжной военной интервенции в Ливии, и убийство национального лидера Муаммара Каддафи (2011).

В конце ХХ века, мы наблюдаем одно из ярчайших свойств образа врага, это обесчеловечивание противника. Ярким примером такой тенденции, является широкая пропагандистках компания по демонизации режима Милошевича в Югославии. Создания в СМИ информации США и Западной Европы - образа бесчеловечного режима, который, якобы виновен в этнических чистках и геноциде хорват, босняков-мусульман и других этнических групп в Югославской республике. Сила «CNN”, крупнейшего американского вещателя в полной мере проявилась в ходе этой военной компании, острые репортажи, онлайн бомбардировки, впервые наряду с Иракской военной компанией, война стала рейтинговым телевизионным шоу.

Дихотомия свой – чужой, приобрела характер медийности и черты голливудского экшена, где есть хорошие парни и плохие, в результате хорошие парни должны победить. Реальность и медийная картинка окончательно разошлись. Телевидение насчитывая на широкую аудиторию, упрощала ситуацию, давала простые и понятные ответы на сложные вопросы, заставляя критически не думать о событиях .

События 2001 года, атака на башни близнецы, Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, в конечном итоге были освещены в стиле голливудского боевика. «Америка атакована», «США подверглись агрессии», такими заголовками пестрили тогдашние печатные и телевизионные средства массовой информации. Необходимо было найти виновных. И они были найдены.

«Пробирка Колина Пауэлл», вошла в историю, как крупнейшая мистификация начала нулевых. Стала поводом вторжения в Ирак, в результате которого, государство утратило независимость.

Саддам Хусейн и Усаму Бен Ладен, лидер террористической организации Аль-Каида (запрещённая в РФ), были названы инициаторами и бенефициарами теракта 11 сентября 2001 года. Война в Ираке 2003 года превратилось в медийное событие, в условиях реального времени, зрители во всем мире наблюдали за тем, как США бомбят Багдад, Мосул и Басру. Как с помощью крылатых ракет, уничтожаются укрепрайона и техника, горят государственные иракские нефтескважины. Вся Америка с нетерпением прильнула к экранам телевизоров, чтобы следить за увлекательным экшеном, который транслировался в прямом эфире.

Также выслеживание по всему миру и убийство Усамы Бен Ладена стала увлекательным сериалом за которым следили во всем мире.

В медийном пространстве, а впоследствии и в интернете, с появлением новостных сайтов и социальных сетей, дихотомия представляет основу для первичной классификации и оценки явлений. Хороший-плохой, свой-чужой, добрый-злой и т.д.

В тоже время, социальные сети, стали новым революционным этапом в развитии пропаганды, в целом, и феномена образа врага, в частности. Без сомнения, разграничение свой и чужой культурно обусловлено, поскольку оно варьирует в различных национальных культурах и опирается на культурно-историческое прошлое народа. Попытка современных глобалистов размыть историческую память у молодого поколения, проистекает из потребности в переформатировании и унификации культурного кода, и создания глобальной экосистемы.

Где все потребляли один информационный продукт и не возникало и мысли о том, что идеи или принципы, которые предлагаются ложные или ошибочные.

В традиционном понимании, чужим оказывается представитель иного этноса, носитель иной культурной традиции (А.Байбурин). В тоже время, с развитием культуры утрачивается её однородность, параллельно развиваются «низкая» и «высокая» субкультуры, фольклор и литературная традиция (М.Бахтин). В индустриальную эпоху соотношение субкультур усложняется: помимо традиционной и элитарной формируется городская и профессиональная субкультуры (Л.Толстой). В эпоху информационной революции и постмодерна, мы наблюдаем абсолютно фундаментальные изменения в феномене чужого, оно определяется информационным полем, в которое включён индивид.

В конечном итоге, разграничение на "своих" и "чужих" по этническому признаку, по принадлежности к одной культурной традиции и использованию одного языка, в условиях современных социальных сетей и глобальных коммуникаций, утрачивает базовую ценность.

Вариативность разграничения на "своих" и "чужих" существенно зависит от социальных факторов, преимущественно от возраста, профессиональных интересов и увлечений. Социальные факторы приобретают перцептивную выпуклость в авторитарных сообществах, в которых бытует упрощенная система ценностей, аппеллирующая к разграничению своих (членов социума) и чужих (социально чуждых).

На такой разношёрстной парадигме построены все цветные революции и формирование в этом концепте образа врага. Тирана, диктатора, коррупционера и праведников из народа, которые стремятся к лучшим изменениям в обществе. В этой технологии происходит проявление деструктивное, внешний враг превращается во внутреннего, государство становиться врагом, его институты и лица олицетворяющие его.

Так было в Тунисе, Египте, Ливии, Сирии, Украине, Белоруссии и теперь уже в России, в связи с событиями с А. Навальным. Образ врага не объединяет, а обособляет, разделяет и ослабляет. Технологии социальных сетей обесценивают государство, власть и авторитет личности первого руководителя. С помощью такой технологии без труда сносятся режимы и целые государства, развязываются геноциды и гражданские войны, интервенции и оккупации. Образ врага, окончательно превращаются в технологии не только мобилизации общества, так и его дестабилизации.

Таким образом, феномен «образа врага» прошёл сложный и противоречивый процесс эволюции от психофизиологического процесса массовизации общества, который носил спонтанный и зачастую объективный характер, к технологии, которая используется элитами с целью мобилизации общества, сплочения и милитаризации. А также, особенно в последние десятилетия мы видим формирование образа внутреннего врага, как деструктивная технология цветных революций по сносу национальных элит, в частности и государств, в целом.